МУЗЕЙ ЛИЧНЫХ ИНВЕСТИЦИЙ

Ана Маричевич, Иннокентий Алексеев
Коммерсант Деньги № 42 от 31 октября 2004 года

В конце прошлой недели в Москве открылся традиционный Антикварный Салон. Художественный рынок в нашей стране на подъеме, но многие, кто хочет вкладывать деньги в искусство, не очень понимают, по каким законам он функционирует. «Деньги» начинают серию публикаций, посвященных особенностям инвестиций в искусство.

Когда владельцу Gucci Group миллиардеру Франсуа Пино наскучило заниматься лесопромышленным бизнесом, он начал покупать престижные модные марки и музыкальные магазины. Потом он купил себе футбольный клуб и горнолыжный курорт. Потом — театр и винную марку Chateau Latour. В 1990 году Пино за £7,5 млн купил свою первую картину — работу голландского абстракциониста Пита Мондриана 1925 года. Сейчас Франсуа Пино — крупнейший частный коллекционер искусства во Франции. Занятие коллекционированием настолько увлекло его, что в 1998 году он за £700 млн приобрел аукционный дом Christie's. Собранные Пино около 2000 художественных полотен, скульптур и инсталляций стали для французского бизнесмена новым смыслом жизни, пропуском в мир «вечных ценностей». К тому же занятие коллекционированием неплохо совмещается с задачами выгодного размещения капитала. Главное — правильно выбирать, что когда нужно покупать.

В мае этого года в аукционном доме Sotheby's в Лондоне состоялась продажа работ из собрания Джона Хея Витией, бывшего посла США в Великобритании, и его жены Бетси. Попала на аукцион и известная ранняя картина Пикассо «Мальчик с трубкой». После семи минут горячей борьбы по телефону неизвестный коллекционер приобрел шедевр «розового» периода художника за $104,1 млн. «Мальчик» стал самой дорогой картиной, когда-либо проданной на аукционе.

Интересно, что в далеком сейчас I950 году Хей Витией, вопреки тогдашней оценке кубистической фазы творчества Пикассо как самой интересной, приобрел работу эту художника всего за $30 тыс. Хотя американский посол, скорее всего, претендовал лишь на роль страстного коллекционера, он, сам того не подозревая, оказался также неплохим арт-инвестором. Средняя годовая доходность для его инвестиции оказалась равна 16%, что лучше показателя Standard and Poor's 500 на тот же период, который составлял всего 11,7%.

Мей-Мозес против Доу-Джонсона

Инвестиции в произведения искусства часто кажутся лишенным всякой логики, опасным средством вложения денег, где полностью отсутствует объективный оценочный инструментарий, как в случае, например, с рынком акций. Однако доступная статистика продаж уже сейчас позволяет составлять индексы как для международного арт-рынка в целом, так и для отдельных его сегментов (например, страновые индексы продаж произведений искусства). Два профессора университета Нью-Йорка — Джианпинг Мей и Майкл Мозес — уже около тридцати лет занимаются составлением подобного обобщенного индекса. Их исследования арт-рынка, на основании которых и создавался индекс (известный как Меi Моsеs Indех), включают данные о повторных продажах (т. е. продажах одних и тех же предметов искусства в некотором временном интервале) аукционными домами Нью-Йорка — крупнейшего центра мировой «арт-экономики».

Если сравнивать индекс Мея-Мозеса с поведением, например, «голубых фишек» американского фондового рынка (5&Р 500), то окажется, что по данным за последние 50 лет рост цен на произведения искусства был приблизительно таким же, как и рост фондового рынка (12,6% ежегодного роста индекса Мея-Мозеса и 11,7% роста S&Р 500).

Не быстро, но надежно

Вложения в искусство, тем не менее, являлись более привлекательными за последних пять лет после обвала фондовых рынков, вызванного крахом высокотехнологичного сектора.

Подтверждением того, что искусство прокладывает себе дорогу как самостоятельный класс активов, является наметившийся интерес к нему со стороны профессиональных инвесторов. Одним из признаков все большей привлекательности рынка искусства для притока капитала с более традиционных рынков стало появление специализированных инвестиционных фондов, формирующих свои портфели из различных сегментов (направлений и эпох изобразительного искусства), как это стало привычным для фондов акций или недвижимости.

Два крупнейших из них — группа Fernwood в США и Fine Агt Fund в Лондоне, которые обещают инвесторам доходность на уровне 10 — 12% в год. В истории, правда, уже имеется пример создания и успешного функционирования крупного инвестиционного арт-проекта. В 1974 году Фонд британских железных дорог (Вritish Railroad Fund) вложил 40 £ млн (2,9% общих активов фонда) в различные виды искусства — от китайского фарфора до французских импрессионистов — и не прогадал. Пятнадцать лет спустя, средняя доходность фонда искусства составила 11,3% в год. Однако насколько успешной можно считать такую инвестицию теперь?

Коллекционеры-инвесторы в большинстве случаев не прилагают каких-либо усилий для продвижения, «раскрутки» своих приобретений в целях увеличения их инвестиционной привлекательности. Очевидно, что подобная «продюсерская» деятельность требует серьезных финансовых и временных затрат, а также серьезного понимания тенденций на мировом рынке искусства и его инфраструктуры. Однако как может измениться доходность вложений в те работы и тех художников, с которыми проводится «активная» работа через, например, демонстрацию их работ в «правильных» галереях, разовые продажи на Sotheby's или Christie's, издание каталогов и организацию совместных проектов с престижными мировым музеями и так далее?

По-видимому, можно с достаточной уверенностью ожидать, что доходность таких инвестиций будет выше, иногда значительно выше индекса Мея-Мозеса. Например, молодой и никому не известный британский художник Дэмиан Хирст так и остался бы в безвестности, если бы не Чарльз Саатчи, арт-инвестор и энтузиаст искусства, который сумел вывести Хирста и ряд других молодых британских художников (получивших прозвище YBA — от young british artists) на самую высокую орбиту международного арт-рынка. Теперь работы Хирста продаются за несколько сотен тысяч долларов (а на недавнем аукционе SothebyтАЩs перевалили и планку в $1 млн) и экспонируются в Tate Gallery, а также в частных собраниях Мадонны и Дэвида Боуи. Этот пример войдет в учебники по теории как финансов, так и искусства.

Если бы не арт-инвестор Чарльз Саатчи, популярный британский художник Дэмиан Хирст (на фото) так бы и остался малоизвестным автором

Если завтра война…

Одной из главных особенностей рынка искусства является его пока что слабая заимосвязь с фондовым и прочими рынками. Так называемый показатель корреляции между рынком искусства и, например, рынком акций в исследованиях профессоров Мея и Мозеса очень низкий. Такая особенность позволяет существенно снизить общий уровень риска корпоративного или индивидуального портфеля активов, при этом не жертвуя доходностью. Вложения в произведения искусства в периоды экономических кризисов, войн и других экстремальных ситуаций обладают исключительной привлекательностью и по праву считаются «убежищем» для крупного капитала. К такому выводу пришли, в частности, и профессора Мей и Мозес, изучая поведение цен на искусство на протяжении 27 рецессии и четырех войн. Примером могут служить данные о ценах на работы Сезанна в Германии, которые не «сдавались» ни во время первой и второй мировых войн даже по сравнению с государственными ценными бумагами.

Где берут произведения искусства?

Одной из самых интересных особенностей коллекционирования искусства является возможность «достраивать» коллекцию (в случае индивидуального коллекционирования) или инвестиционный портфель (в случае специализированных фондов) за счет включения новых элементов. Тенденция к расширению спектра искусства, интересующего, например, современных российских коллекционеров и арт-инвесторов, была ясно обозначена прошедшим в июне этого года в Москве в галерее Зураба Церетели I Международным салоном изящных искусств.

Многие из состоятельных людей в России, которые до салона собирали исключительно русское искусство, может быть, впервые задумались о том, что в их коллекциях могут находиться и западные произведения искусства. За последние десять лет значительная часть работ русских художников, особенно XIX века, была «освоена», в результате чего на рынке появились имена второго, третьего, четвертого ряда, претендующие на неоправданно высокие цены (например, миллионная продажа летом этого года на ChristieтАЩs «Стула» Владимира Баранова-Россине). Вследствие того же процесса цены на картины русских художников (часто не безупречной подлинности) на западных аукционах возросли на 90% за последние пять лет. А ведь при бюджете покупки в $ 1 млн и выше следует уже покупать не Айвазовского или Шишкина, а задуматься и о качественных работах западных художников — там и рынок шире, и выбор более интересный.

При этом не обязательно расставаться с идеей «патриотического» коллекционирования. Ведь можно начать с западных школ и художников, связанных с Россией — например, русских эмигрантов в Париже. Продажи на салоне в Москве подтверждают растущий интерес к этому сегменту. Так, Бенуа Шапиро, владелец галереи «Минотавр», продал более 30 полотен Ланского, Шаршуна и Полякова, художников русских по происхождению, однако принадлежащих к так называемой парижской школе 50 — 60-х годов XX века.

Дольше держишь — дороже продаешь

У арт-рынка есть и специфические риски, которых не возникает при покупке «голубых фишек». Во-первых, произведения искусства надо долго выдерживать. За исключением случаев, когда вам удалось по случаю приобрести кабинетный столик, принадлежавший Марии-Антуанетте, значительно ниже рыночной цены, вам надо продержать ваше вложение года три, а желательно и значительно дольше, например десять лет. Причины, по которым искусство следует продержать подольше,— высокие трансакционные расходы (аукционные дома берут 20% с покупателя, если сумма не превышает $100 тысяч и 12%, если она выше) и то, что рынок предпочитает вещи, которые долго на нем не появлялись.

Во-вторых, рынок искусства страдает неликвидностью. Продажа качественной, инвестиционно привлекательной картины по ее рыночной цене занимает в среднем от шести до восемнадцати месяцев, если сделка осуществляется через арт-дилера. Большие аукционы, на которых имеет смысл продавать такие предметы, происходят только два раза в год. К тому же чем дороже предмет искусства, тем уже его рынок: людей с лишними $50 млн намного меньше, чем с лишними $500 тыс.

Одной из причин ограниченной ликвидности является, что приток внешнего капитала для инвестирования или финансирования рынка ещё слаб. Даже арт-дилеры, занимающиеся принципиально торговой деятельностью, вынуждены оперировать на основании наличных запасов, так как финансовые учреждения не готовы выдавать кредит на основании существующих коллекций.

В результате индивидуальному инвестору тоже будет сложно использовать произведения искусства как банковский залог в отличие от, например, недвижимости. Активы в виде искусства не приносят дивидендов и даже требуют некоторых расходов — таких как страховка, обеспечение условий хранения и т.д. В некоторых случаях эти расходы представить до 2% стоимости самого предмета в год, хотя в среднем они значительно ниже.

Третьей особенностью рынка искусства является его непрозрачность, т.е. недостаток рыночной информации и качественного исследования, хотя ситуация очевидно улучшается. Понятно, что на рынке предметов искусства, где, по определению каждый продукт уникален, а половина сделок заключается дилерами. Не любящими делиться информацией о своей деятельности, доступ к данным о продажах всегда будет ограничен. Однако за последние пять лет появилась несколько специализированных провайдеров баз данных (Artprice, Artnet) и индексов по различным художникам и видам искусства (Art Market Research Ltd., Kusin & Сo и Gabrius) на основании аукционных данных, которые доступны публике.

Тем не менее на сегодняшний день идея вложения в искусство как в «спасительную гавань» приходится по душе как институциональным, так и частным инвесторам. Коллекция произведений искусства, оставаясь вполне осязаемой, может постоянно находиться в любом месте с благоприятными условиями для перевозки и хранения (например, в Швейцарии). Наконец, причастность к миру искусства недвусмысленно указывает на неординарность и принадлежность к высшим социальным слоям — и это не приобретается за деньги.